Преступность - форма социального протеста

Искусство творить профессиональную защиту в суде состоит не только в нанизывании правдоподобно интерпретируемых фактов с использованием криминалистических методик и озвучиванием подходящих к случаю правовых велений. И уж конечно защита не может сводиться к поиску оригинальных риторических фигур, хотя они и украшают речь адвоката. Этого может быть достаточно в случаях, когда обвинение сомнительно, а доказательства спорны. Но чаще всего обвинение сомнений не вызывает, и тогда защита перерастает в тот вид творческой деятельности, который соединяет знания правоведа с глубоким проникновением в суть социальных явлений вообще и связанных с судьбой и деяниями конкретной личности в частности. Оказываются уместными и философские обобщения, и скрупулезный анализ психологического состояния личности, нередко изломанной и болезненной. И здесь защитника подстерегает "момент истины": адвокат ли он или мелкий ремесленник из разряда частных ходатаев.

Актуализируется проблема причин преступности и мотивов конкретного преступления. Проблема отнюдь не новая. Об этом вели спор еще персонажи Ф.М. Достоевского. "Известно воззрение: преступление есть протест против ненормальности социального устройства..." Все у них (социалистов) потому, что "среда заела", - и ничего больше!.. Натура не берется в расчет, натура изгоняется, натуры не полагается!.. Сорокалетний бесчестит десятилетнюю девочку, - среда что ль его на это понудила?" ("Преступление и наказание").

Что может быть сказано защитником в пользу серийного убийцы ростовского Чикатило или витебского Михасевича? Их преступления не укладываются в рамки здравого смысла, но они могут найти объяснения с позиции болезненно деформированного сознания. Прямолинейность эксперта-психиатра, строящего оценки в примитивных рамках вменяемости - невменяемости, едва ли удовлетворит адвоката.

Однако есть явления в нашей современной жизни, которые удручают и своим крайним аморализмом, и запредельной жестокостью, далеко выходя при этом за пределы частного случая. И это не только трагедии "Норд-Оста" и Беслана.

События в Нальчике в октябре 2005 г., унесшие жизни многих десятков граждан, уже не воспринимаются как война органов правопорядка с бандформированием. Речь должна идти о жертвах и с одной, и с другой стороны, жертвах социальной напряженности, вызванной безработицей, нищетой, отсутствием перспективы и надежды. Так считает журналист, освещавший те события в одной из газет. Но об этом придется говорить и адвокату, которому выпадет обязанность защиты социально неадаптированных юных "бандитов".

Все это заставляет оценить новое явление правовой и социальной действительности, не укладывающееся в привычные уголовно-процессуальные понятия обвиняемого и потерпевшего. Речь ныне идет о жертвах, т.е. о масштабном явлении, способном влиять на социально-политический климат, общественную психологию, нравственность, право.

По стране прокатилась волна дерзких преступлений на национальной почве - Санкт-Петербург, Москва, Воронеж... Убивают студентов с темным цветом кожи, нападают с ножом на евреев в синагоге, взрывают торговые палатки предприимчивых китайцев и вьетнамцев...

Но еще более угнетают общественное сознание попытки объяснения этих явлений новыми активно-безапелляционными идеологами: "Банды скинхедов заполонили страну, фашизм наступает". И поносят правоохранительные органы за недостаточно активную борьбу с "фашизмом", клеймят суд присяжных за его дремучее невежество, препятствующее "правильной" оценке происходящего. Уже вносятся предложения об изъятии такого рода дел из подсудности этого суда, совсем недавно рекламируемого как самого человечного и неподкупного, способного вернуть нравственность в казенные учреждения и поправить закон в интересах высшей справедливости.